Потенциал энергосбережения в России

И. А. Башмаков, исполнительный директор Центра по эффективному использованию энергии (ЦЭНЭФ)

В Указе Президента РФ от 4 июня 2008 года № 889 «О некоторых мерах по повышению энергетической и экологической эффективности российской экономики» поставлен вопрос о повышении энергоэффективности, и сформулирована целевая задача снизить энергоемкость валового внутреннего продукта (ВВП) на 40 % по сравнению с 2007 годом. В связи с этим возникает ряд вопросов: насколько эта задача выполнима? можно ли поставить более жесткую задачу? и что, с точки зрения повышения энергоэффективности, происходит в стране и может измениться в ближайшие годы? Отвечая на последний вопрос, следует определить нынешнее положение в стране, и какие перемены произошли в России за последние годы.

При рассмотрении периода с 2000 по 2007 годы видно, что энергоемкость ВВП в стране действительно достаточно быстро снижалась. Результат зависит от методики расчета, но темпы снижения составляют примерно 4 % в год. Несмотря на такое быстрое снижение, все же в 2006 году Россия оставалась одной из самых неэнергоэффективных стран в мире (рис. 1). Она находится между Казахстаном и Украиной, а другие страны, причем не только более развитые, по уровню энергоемкости ВВП находятся на гораздо более благоприятной позиции. К сожалению, Россия занимает 12-е место в мире по энергорасточительности, даже несмотря на то, что в последние годы энергоемкость быстро уменьшалась.

Рисунок 1. Данные Международного энергетического агентства (МЭА), в долл. США 2000 года по ППС** *ОЭСР – Организация экономического сотрудничества и развития. **Паритет покупательной способности (ППС) представляет собой количество единиц валюты, необходимое для покупки сопоставимого стандартного набора товаров и услуг, который можно купить за одну денежную единицу базисной страны (или одну единицу общей валюты группы стран)

Что касается того, в каких секторах в стране происходил прирост энергопотребления за 2002–2007 годы, то в последние годы активно увеличивалось потребление энергии в двух секторах – в промышленности и на транспорте (рис. 2).

Рисунок 2. Прирост энергопотребления в 2002–2007 годах в России

Возникает вопрос: можно ли вообще снизить энергоемкость страны? Во многих публикациях утверждается, что Россия – не Америка, потому что у нас холоднее. А раз у нас холодно и большая территория, то высокая энергоемкость – это естественный результат. Отсюда делается вывод, что Россия обречена на низкий уровень развития, и поставленная задача снижения энергоемкости на 40 % становится невыполнимой.

На рис. 3 приведено сопоставление энергоемкости пар стран, которые находятся в очень близких климатических и культурных условиях, с примерно одинаковой плотностью населения, территорией и т. д. Можно видеть, что страны, которые шли по пути административного управления, централизованного планирования, всегда, как правило, в два раза менее энергоэффективны, чем страны с аналогичным климатом, но с рыночной экономикой. И причиной того, что энергоемкость в России значительно выше, оказалась не «цена холода», а «цена неволи».

Рисунок 3 (подробнее)   Сопоставление энергоемкости стран

Если бы было можно сохранить среднегодовые темпы снижения энергоемкости ВВП на 4 %, то к 2020 году страна получила бы снижение на требуемые 40 %. Но вопрос: возможно ли это сделать? И само «если» имеет ли право на существование? Анализируя, за счет чего снижалась энергоемкость ВВП в нашей стране, поймем, что в основном оно происходило за счет структурных сдвигов в экономике, за счет того, что ВВП рос гораздо быстрее, чем промышленное производство и объем жилищного фонда. Благодаря этим структурным сдвигам и происходило снижение энергоемкости.

Сегодня, когда темпы экономики начинают замедляться, и темпы роста ВВП промышленности и жилого фонда становятся более близкими, вклад фактора структурных сдвигов существенно снижается. Если говорить о технологическом снижении энергоемкости, то за счет модернизации и замены оборудования в разных отраслях производства, которые были проанализированы ЦЭНЭФ, снижение получается очень умеренным, примерно на 1 % в год. Итак, за счет технологического процесса снижение энергоемкости равно только 1 % в год, за счет структурных сдвигов – на 3 %, и в результате получаем нужные 4 %. Но в перспективе эти структурные сдвиги существенно замедлятся, и задача снижения энергоемкости на 4 % в год становится очень трудно выполнимой.

Если не выполнить задачу снижения энергоемкости на 40 %, то возникает масса проблем:

• уменьшение энергетической безопасности и торможение экономического роста по причине либо технической, либо экономической недоступности энергоресурсов;
• снижение экспорта (импорта) энергоносителей и энергетический голод;
• неспособность выполнить геополитическую роль: Россия – надежный поставщик энергетических ресурсов, а значит, и гарант энергетической стабильности в мире;
• падение конкурентоспособности промышленности;
• ускорение инфляции за счет роста цен на газ, электроэнергию и тепло;
• рост нагрузки на семейные бюджеты и заступ за пороги платежеспособности;
• увеличение нагрузки на городские, региональные и федеральный бюджеты;
• высокий уровень загрязнения окружающей среды и эмиссии парниковых газов.

Для определения потенциала снижения потребления энергии, которым располагает Россия, был проведен анализ различных секторов экономики, на основании которого выявлены необходимые действия для его реализации. Все рассматриваемые объекты или установки были условно поделены на три группы. Каждой группе присвоен свой цвет по принципу светофора. Зеленый цвет обозначает самые энергоэффективные из действующих в настоящее время установки и объекты, соответствующие лучшим мировым образцам с наименьшей величиной удельного потребления энергии или близкими к нему показателями, желтый – объекты, которые соответствуют средним мировым образцам, красный – количество установок, нуждающихся в срочной замене или модернизации. На рис. 4 можно видеть пример распределения объектов по уровню энергоэффективности. Эти кривые низкой энергоэффективности и есть тот ресурс энергосбережения, обозначенный желтым и красным цветом над зелеными зонами, который можно использовать для обеспечения экономического роста. В разных секторах – и в промышленности, и в тепловых сетях, и в котельных, и в зданиях – располагается просто фантастический потенциал энергосбережения. При выполнении данной работы ЦЭНЭФ проанализировал все электростанции, выборочно около 300 систем теплоснабжения, для которых создавались специальные программы, проводились обследования, т. е. использовались совершенно реальные данные, а не академические расчеты.

Оборудование по уровню энергоэффективности при выполнении анализа классифицировалось следующим образом:

• «теоретический минимум» – величина удельного потребления энергии на производство необходимой работы или материальных преобразований, обусловленная законами термодинамики. Теоретический минимум достижим пока только в теории, а на практике еще нет. Есть теория, и согласно законам термодинамики, законам преобразования материалов можно иметь некоторый минимальный уровень расхода энергии на производство конкретной работы, товара или услуги;
• «практический минимум» – наименьшая практически достижимая в мире величина удельного потребления энергии с применением эффективных технологий – то, что сегодня достигнуто лучшими мировыми образцами в разных странах;
• «фактическое потребление за рубежом» – средняя или наиболее часто встречающаяся величина удельного потребления энергии в других странах;
• «лучший российский показатель» – наименьшая практически достижимая величина удельного потребления энергии в России;
• «средний российский показатель» – средняя величина удельного потребления энергии на основе статистических данных (использовалась для оценки потенциала повышения энергетической эффективности);
• «худший российский показатель» – самая неэффективная установка в России на основе данных статистической отчетности.

Согласно выбранной классификации, в России идет ориентация на «практический минимум».

ЦЭНЭФ рассмотрел 38 секторов потребления энергии, включая производство многих промышленных продуктов. И если посмотреть на суммарную кумулятивную оценку потенциала энергосбережения (рис. 5), то золотистая зона – это потенциал энергосбережения, которым страна располагает. Поскольку работа выполнялась совместно со Всемирным банком, за единицу измерения была принята тонна нефтяного эквивалента (тнэ), а не привычная нам тонна условного топлива.

Рисунок 4. Распределения объектов по уровню энергоэффективности (Источник: Центр по эффективному использованию энергии)

Если говорить о техническом потенциале повышения энергоэффективности в привычных нам единицах, то он составляет 420 млн т. у. т., а это 45 % от сегодняшнего уровня потребления. Это равно 2 % мирового потребления энергетических ресурсов (больше годового потребления Украиной на обеспечение своих энергетических нужд) и соответствует почти годовому приросту потребления. То есть если бы был реализован этот потенциал энергосбережения, вся мировая экономика могла бы затормозить рост энергопотребления примерно на 1 год. Экономия природного газа составляет 240 млрд м³ (55 %), что больше, чем экспортирует Россия (по предварительным итогам 2008 года экспорт природного газа составил 180–190 млрд м³). Экономия электроэнергии – 340 млрд кВт•ч, при том что Россия потребляет сегодня больше триллиона. Экономия тепловой энергии – 844 млн Гкал (53 %). Снижение выбросов СО₂ – 793 млн т (50 %).

Рисунок 5. Суммарная кумулятивная оценка потенциала энергосбережения

Приростные капиталовложения, т. е. дополнительные, которые страна должна была бы вложить в повышение энергоэффективности, составляют 324–357 млрд долл. США. По сравнению с триллионом долларов, которые необходимо вложить в обеспечение наращивания производства различного рода энергетических ресурсов, увеличение добычи нефти, газа, производство электроэнергии на тепловых, атомных, гидроэлектростанциях и возобновляемых источниках и т. п., это не так много.

Как распределен данный потенциал? Существует мнение, что он находится в топливно-энергетическом комплексе и в промышленности. Однако исследование показало, что главный потенциал находится в зданиях, включая жилые, общественные, коммерческие и другие строения, кроме промышленных (рис. 6). За ними уже следуют промышленность, электротранспорт, электростанции, производство топлива, здания сферы услуг, котельные и т. п.

Рисунок 6 (подробнее)   Распределение потенциала энергоэффективности по секторам экономики

При этом оказывается, что часть потенциала можно реализовать с отрицательными затратами, а это значит, что выгоды, которые получаются при его реализации, превышают затраты при его реализации. Таким образом, оказывается, что многие мероприятия можно реализовать без дополнительных затрат, получая чистые выгоды.

Перечислим основные барьеры повышения энергоэффективности:

• Недостаток мотивации. Мягкие бюджетные ограничения и изъятие получаемой экономии в бюджетном и тарифном процессах. Например, если в школе или в больнице был сэкономлен какой-то объем энергоресурсов, то бюджет эту экономию изымет. Аналогично в тарифном процессе: если экономия получена в системе теплоснабжения, то тарифообразователь экономию, как правило, изымает, несмотря на то что некоторые нормативные положения запрещают это делать.
• Недостаток информации. Информационное и мотивационное обеспечение подготовки и реализации решений часто игнорируется. В стране большой выбор энергоэффективных лампочек, но кто знает о даваемой ими экономии? Даже плакаты, которые сегодня размещены на московских улицах, призывают экономить электроэнергию, но не объясняют, кому это нужно.
• Недостаток финансовых ресурсов и «длинных» денег. Требования к окупаемости проектов по повышению энергоэффективности и снижению издержек существенно более жесткие, чем требования к проектам с новым строительством. Действительно, во многих случаях нужно вкладывать средства. И те, полученные при анализе, 320–350 млрд долл. США нужно найти и вложить. Но обычно в стране проблемы дефицита решаются за счет наращивания производства, а не за счет повышения энергоэффективности. Конечно, мы медленно движемся в сторону энергосбережения – пока это не вошло в нашу культуру и не стало правилом.
• Недостаток организации и координации. Имеет место на всех уровнях принятия решений. Например, на федеральном уровне практически нет федеральной политики повышения энергоэффективности. Такая политика есть на уровне Москвы, в Татарстане, на Магнитогорском металлургическом комбинате, на «Северстали», которые заняли 600 млн евро у Европейского банка реконструкции и развития на реализацию планов повышения энергоэффективности. Но на уровне страны в целом, имеющей такой огромный потенциал энергосбережения и массу проблем в экономике, особенно в сегодняшней кризисной ситуации, такой политики нет. В стране принят Федеральный закон «Об энергосбережении» № 28-ФЗ от 3 апреля 1996 года, от которого мало пользы, и практически нет федеральной программы, нет финансирования из федерального бюджета энергосберегающих мероприятий. А в других странах, например в Корее, Японии, США, Голландии, с очень и не очень рыночной экономикой сегодня выделяются фантастические по нашим меркам деньги на реализацию энергоэффективных программ.

Когда мы говорим об энергоэффективности, у нас нет материального ощущения ресурса энергоэффективности. При постройке атомной электростанции можно видеть: вот она – АЭС, при освоении какого-нибудь нефтяного месторождения – вышки, качающие нефть. А вот ресурс эффективности очень сильно распределен. Никто не собирает, не систематизирует этот опыт, и ресурс практически остается невидимым. Чтобы он стал видимым, нужно представить товар лицом, но, к сожалению, у нас в стране этим пока никто не занимается, поэтому к данному ресурсу многие относятся с большим недоверием: что такое «энергоэффективность», как ее пощупать, посмотреть, увидеть? Называются огромные цифры экономии, но мы даже не понимаем, не ощущаем, из чего эти цифры могут складываться.

Рисунок 7 (подробнее)   Распределение уровня активности отдельных стейкхолдеров в сфере повышения энергоэффективности

Мало кто задумывается, но у нас в стране очень большие проблемы менталитета:

• Во-первых, мы в основном ориентируемся на ценности выживания, наша задача – выжить, а не самовыразиться. Поэтому мы все время живем вчерашним днем, а не сегодняшним и тем более не завтрашним.
• У нас довольно много индивидуализма. Этнографами были проведены специальные исследования и оказалось, что жители нашей страны – самые большие индивидуалисты. Поэтому нам трудно формировать устойчивые коалиции для обеспечения интересов отрасли повышения энергоэффективности, где очень ограничена централизация.
• Высока дистанция от власти. Эксперты и власть друг друга плохо слышат и понимают. Централизованное планирование и огромное влияние монопольных структур – не самая лучшая среда для устойчивого повышения энергоэффективности.
• Избегание неопределенности. Мы живем и работаем в условиях неопределенности, действуем по стереотипам, в которых не укоренился рациональный стиль поведения. Эффект от мер по повышению энергоэффективности воспринимается как менее гарантированный. Например, многие полагали, что цены на нефть и газ будут всегда высокими, и, исходя из этого, строили свои инвестиционные планы. А сегодня оказалось, что цены снижаются, и инвестиционные программы и планы многих предприятий стали сворачиваться. То есть неопределенность в ТЭК выше, чем в повышении энергоэффективности.
• Низкая долгосрочная ориентация, а все вопросы надо обязательно проигрывать на перспективу. Наша неспособность решать стратегические задачи и осознать, какие выгоды в решении перспективных экономических задач дает повышение энергоэффективности, заставляет действовать по принципу «Пока гром не грянет…». А оказывается, что самый надежный ресурс, который всегда с нами, – это ресурс повышения энергоэффективности, потому что мы накопили такой потенциал, что он от нас уже никуда не денется. Мы можем его использовать.
• Готовность поговорить, но не готовность делать. В 2000 году автором статьи написана книга «Энергоэффективность: от риторики к действию», где он пытался убедить правительство перейти от разговоров к делу. Но пока мы занимаемся разговорами больше, чем делаем.

Вот потому, что у нас такие ментальные особенности, мы никак не можем создать коалицию заинтересованных сторон. На рис. 7 показаны разные заинтересованные стороны. Желтым цветом показан их уровень заинтересованности в деятельности по повышению энергоэффективности, а красным – уровень незаинтересованности. К сожалению, преобладает красный цвет. Необходимо, чтобы больше формировалось коалиций, которые бы двигали экономику и общество страны в сторону повышения энергоэффективности.

Если мы ставим себе задачу снизить энергоемкость ВВП на 40 %, то для ее решения нужно полностью реализовать весь потенциал энергосбережения, описанный выше. Снижение энергоемкости ВВП России в 2007–2020 годах до заданного уровня возможно только при следующих условиях:

• при реализации политики, нацеленной на полную ликвидацию разрыва в уровнях энергоэффективности технологий производства основных товаров и услуг в России с лучшими мировыми образцами к 2030 году;
• при использовании более жесткого, чем в «инновационном» сценарии (снижение энергоемкости на 4 % в год), графика повышения цен на энергоносители: после 2012 года цены должны расти на 13 % в год вплоть до 2020 года.

Более жесткие целевые задания по снижению энергоемкости ВВП на 2020 год можно считать практически недостижимыми. Для построения в стране энергоэффективного общества необходимо, чтобы энергоемкость ВВП снизилась к 2010 году на 12–14 %, к 2015 – на 28–30 %, к 2020 году – на 35–45 %, к 2030 году – на 50–63 %. Анализ международного опыта показывает, что наивно полагать, будто выход на уровень «инновационного» сценария можно получить автоматически простой экстраполяцией темпов, сложившихся в 2000–2007 годах.

И если рассмотреть те задачи, которые нужно решить за счет снижения энергоемкости и повышения энергоэффективности, то оказывается, что в стране нужно сэкономить 1 018 млн т. у. т. Из чего складывается данная цифра? В России сегодня добывается 702 млн т. у. т. нефти, 748 млн т. у. т. газа, 190 млн т. у. т. угля и только 60 млн т. у. т. атомной энергии. А эти крупнейшие отрасли – нефтяная, газовая промышленность, атомная энергетика – промышленные монстры. Возьмем атомную энергетику. Сегодня за счет государственного бюджета строится много атомных электростанций. Есть план развития строительства атомных электростанций до 2015 года, выделены финансовые ресурсы, значительная часть их идет из государственного бюджета. А как решается задача экономии 1 018 млн т. у. т. в сфере повышения энергоэффективности? Какие ресурсы выделены, кто занимается организацией этого процесса, каким образом мы сможем этого достичь? К сожалению, данные вопросы остаются без ответа. Сектор энергоэффективности, который должен решить многократно более существенные по масштабу проблемы, – это разрозненный состав специалистов, которые друг друга убеждают в том, что надо повышать энергоэффективность, но пока мало что могут сделать. А значит, нужно сформировать совершенно новую отрасль экономики, которая будет заниматься повышением энергоэффективности и которая сможет этот потенциал реализовать.